В начале I тыс. до н. э. на юге Восточной Европы наступила новая эпоха — ранний железный век. Использование этого металла, на первых порах вынужденное, со време­нем привело к весьма радикальным переменам в жизни людей, их материальной и ду­ховной культуре. С наступлением железного века производительные силы древних об­ществ поднимаются на качественно новую ступень развития. В восточноевропейской лесостепи, как никогда ранее, получает развитие пашенное земледелие, о чем прямо свидетельствуют античные источники (Herod.: IV. 17), археологические находки дере­вянных плугов и их глиняные модели. В степной полосе исторические перемены, вы­званные наступлением железного века, проявились, прежде всего, в форме распростра­нения кочевничества. Его основу составляло экстенсивное скотоводство в условиях по­стоянных сезонных перекочевок. В I тыс. до н. э. кочевое скотоводство оказалось весь­ма прогрессивным типом хозяйства, оптимально приспособленным к природно-клима­тическим условиям степной зоны Северного Причерноморья. С VII — VI вв. до н. э. в силу ряда причин номады оказывались доминирующими этносами не только в военно-политической, но и культурной жизни этого обширного региона, что проявилось и в традиционой археологической периодизации его истории {скифская эпоха, сарматский период и т.п.). Сейчас становится все более очевидным, что их политическое и куль­турное влияние распространялось далеко за пределы собственно степной зоны, в том числе, на всю лесостепь.

В отличие от племен, населявших европейские степи и лесостепи в бронзовом веке и известных только по условным названиям археологических культур, античные авто­ры сохранили подлинные этнонимы скифо-сарматской эпохи. Это далеко не случайно, так как именно тогда народы нашей страны впервые выходят, а точнее буквально вры­ваются, на арену Всемирной истории и вступают в прямые контакты с ассирийцами и вавилонянами, греками и римлянами. Благодаря их хронистам и историкам до нас дош­ли имена киммерийцев, скифов, савроматов, сарматов и многих других степных этно­сов. К северу от них, в восточноевропейской лесостепи обитали земледельцы и ското­воды, такие как будимы, гелоны, меланхлены, невры. В отличие от ираноязычных ски­фов и сарматов этническая и языковая принадлежность их северных соседей далеко не всегда может быть надежно установлена из-за скудности исторических свидетельств, имеющихся в распоряжении исследователей.

Широкое распространение строгой конской упряжи, железного меча и другого оружия ознаменовало в истории Юго-Восточной Европы начало новой «героической эпохи». И античная традиция, и археология свидетельствуют, что война и организация населения для войны теперь становятся почти повседневным атрибутом жизни не толь­ко номадов, но и значительной части лесостепного населения. «У нас ведутся посто­янные войны, мы или сами нападаем на других, или выдерживаем нападения, или всту­паем в схватки из-за пастбищ или добычи… » — так оценивал повседневную жизнь но­мадов их современник — скифский мудрец Токсарис (Luc, Тох: 36). В археологии ран­них кочевников «героическая эпоха» нашла отражение в целом ряде принципиально новых явлений. Сразу бросается в глаза резкая военизация многих сторон жизни и бы­та, особенно при сравнении с археологическими памятниками предшествующего пе­риода поздней бронзы. С наступлением раннего железного века в курганные погребе­ния попадает очень много оружия, причем не только наступательного, но и оборони­тельного. Впервые появляется полная паноплия, защищавшая воина с головы до ног. Вместе с оружием часто встречаются детали снаряжения коня — бронзовые, а затем железные удила, псалии и пр., свидетельствующие о том, что в раннем железном веке ло­шадь стала доступна практически каждому, в том числе, и рядовому номаду, а не одной лишь знати, как это было в эпоху бронзы. Последнее нововведение не только позволи­ло скотоводам совершать со стадами далекие сезонные перекочевки, но и явилось од­ной из объективных технических предпосылок военного превосходства номадов над соседним оседло-земледельческим населением.

Эпохальные перемены наблюдаются и в лесостепи. Постоянная угроза с юга, со стороны воинственных кочевников порождает в VII — VI вв. до н.э. массовое строи­тельство городищ. До наступления железного века этого типа археологических памят­ников Восточная Европа практически не знала. К середине I тыс. до н.э. за стенами хо­рошо укрепленных городищ, да и вокруг них наблюдается несравненно большая кон­центрация населения, нежели на самых крупных поселениях предшествующей эпохи бронзы. В лесостепи большие и малые городища, связанные с ними открытые поселе­ния и курганные могильники со временем составляли локальные микрорайоны памят­ников, обычно занимающие долину и присклоновые местности той или иной реки. Но­вые явления наблюдаются в селитебных планировочных структурах, которые приобре­тают двух-, а то и трехуровневый характер. Как известно, последние уже больше свой­ственны эпохе цивилизации.

Как бы мы сейчас не оценивали все эти памятники скифского времени с позиций формационного или цивилизационного подхода, следует признать, что объективно они свидетельствуют о каком-то качественно ином состоянии общества по сравнению с эпохой бронзы. Не вызывает сомнений наличие в лесостепных обществах раннего же­лезного века сильных властных структур, способных подвигнуть их к выполнению ти­танических по объему строительных работ по сооружению больших, а то и просто ги­гантских городищ, таких как, как Матронинское (200 га), Трахтемировское (630 га), Немировское (1000 га), Большое Ходосовское (2000 га), не говоря уж о знаменитом Вельском городище площадью 4400 га. По-видимому, прямым археологическим отра­жением новых потестарных структур являются расположенные поблизости от лесо­степных, а с V в. до н.э. — и степных городищ большие аристократические могильники, содержащие курганы «царского» ранга. Они служат наглядным показателем концен­трации власти и богатства в руках «царей» и их «номархов», которые по размерам по­гребальных сооружений и роскоши сопровождающего инвентаря не имеют аналогов даже в памятниках более поздних «кочевых империй» Средневековья.

Комплексный анализ массовых археологических источников в последнее время позволяет выявить еще одно принципиально новое явление в жизни населения юга Восточной Европы в раннем железном веке. Оно проявляется в характере разделения труда между подвижными скотоводами и оседлым земледельческо-пастушеским насе­лением. В эпоху бронзы между ними еще не ощущалось сколь-нибудь существенной обособленности этнокультурного и социального плана. Видимо, тогда разделение труда осуществлялось внутри общины, проживавшей на одном поселении: одна ее часть жила оседло, другая, сопровождая стада, вела подвижный образ жизни. Иная ситуация сло­жилась на юге Восточной Европы в раннем железном веке с появлением номадов. Спе­циализированное кочевое хозяйство уже по самой его природе не могло обеспечить их всем необходимым и, прежде всего, продуктами земледелия и ремесла. Поэтому кочев­ники стремились подчинить себе оседлое, как правило, иноэтничное население, а затем насильственно включали его в свою хозяйственную систему. Со временем на Юге Вос­точной Европы сложилось межзональное разделение труда. Видимо, на этой основе возник феномен ранней скифской государственности, где доминировали даннические и

так называемые дистанционные (война, грабеж, вымогательство «подарков») формы эксплуатации воинственными кочевниками оседлоземледельческого населения не только в степи, но и в лесостепи. Привыкший выпасать свой скот кочевник легко ста­новился, по выражению А.Тойнби, «пастырем» местного «человеческого стада». На мой взгляд, наглядным археологическим свидетельством существования в раннем же­лезном веке именно такого экзополитарного ксенократического способа производства могут служить уже упоминавшиеся большие курганные могильники номадов (или бывших номадов) в лесостепи типа посульских или среднедонских, сооружавшиеся по соседст­ву с городищами, где проживало оседлое земледельческо-скотоводческое население.

Оружие из курганных могильников Правобережья Среднего Дона и междуречья Нижнего Дона и Северского Донца:

 

1 — Частые курганы, к.З; 2-3- Дуровка, к.9; 4- Дуровка, к. 10; 5- Ближнее Стояново, к.8, п.1; 6- Староживотинное, к.38; 7 — Русская Тростянка, к.7; 8 — Дуровка, к. 15; 9, 12 — Русская Тростянка, к.17; 10 — Колбино i, к.5; 11 — Мастюгино, к.16/30; 13,15 — Мастюгино, к.2 1908 г.; 14 — Мастюгино, к.4/20; 16 — Сладковка, к. 4; 17-19- Сладковка, к. 25; 20 — Сладковка, к. 15; 21, 23 — 27 — Шолоховский курган; 22 — Частые курганы ii, к.1

 

Вся совокупность имеющихся в распоряжении современных исследователей дан­ных указывает на то, что в начале железного века на юге Восточноевропейской равни­ны появляются первые раннеклассовые общества и государства. Древнейшим из них было Скифское царство, надежно засвидетельствованное как письменными, так и ар­хеологическими источниками. В отличие от синхронных ему греческих полисов При­черноморья, куда классовое общество и государство были принесены эллинами в фор­ме полисного строя в готовом виде, скифская государственность возникает самостоя­тельно, на местной основе в результате сложного, скорее всего,вынужденного симбиоза номадов и оседлоземледельческого населения. Именно наличие относительно устойчи­вой потестарной организации объясняет ту значительную роль, которую скифы играли в экономической, политической и культурной жизни региона и соседних народов и го­сударств. Скифы оказали сильнейшее влияние на историю, культуру и судьбы не толь­ко степного, но и лесостепного населения Восточной Европы, в том числе, и на племе­на Среднего и Верхнего Дона. Последние составляли отдаленную, но отнюдь не глухую периферию Скифского мира. Об этом прямо свидетельствуют яркие находки из среднедонских курганов типа Частых, получившие всемирную известность и вошедшие практически во все издания шедевров скифской культуры.

На сайте есть: